Кто заслуживает сочувствия

Дата публикации первоначальной версии в «Снобе» (под заголовком «Почему мы всегда заслуживаем сочувствия»): 3 августа 2016 года.

Важно: этот текст говорит о сострадании / сочувствии с воображаемой точки зрения абсолютно стороннего наблюдателя, находящегося вне какого-либо исторического контекста или же в (маловероятном) светлом будущем. Если вы хотите почитать о публичных проявлениях сострадания в контексте агрессии фашистского государства против соседа, жмите сюда.

Это текст-примечание. Сноска внизу страницы ко всем остальным текстам, которые я уже написал или ещё напишу о политике и социальных проблемах.

В конечном счёте, гласит эта сноска, в мире нет ни героев, ни злодеев. Нет подвигов, нет преступлений. В конечном счёте никто не заслуживает ни тюрьмы, ни памятника. Никто не заслуживает ничего, кроме сочувствия.

К сожалению, продолжает сноска, «конечный счёт» пока бывает лишь на семинарах по философии. Да ещё, пожалуй, теплыми дачными вечерами, когда ты неделю не читал новости, и на столе чай с сухарями, и пахнет мокрым крыжовником из приоткрытого окна, а в небе висит радуга после июльского ливня.

Но рано или поздно, тут же настаивает сноска, Конечный Счёт должен наступить везде. И более не прекращаться. По крайней мере, другой счастливой концовки для нравственного роста человечества мне не придумать.

Конечный Счёт, поспешно уточняет сноска после такого громкого заявления, не имеет никакого отношения к судным дням авраамических религий. Более того, он противоречит этим религиям. Если не считать некоторых особо либеральных верующих, испорченных идеалами Просвещения, мысль о том, что никто не заслуживает ничего, кроме сочувствия, — нелепая ересь и для христиан, и для мусульман, и для иудеев.

Вероятно, стоит подчеркнуть, что речь именно о сочувствии, не о прощении. Прощать (всё в том же конечном счёте) нечего и некому.

Однако (тут сноска, видимо, перетекает на следующую страницу) надо по порядку.

В основе любого разговора на общественно-политические темы лежит представление о свободе воли. Пресловутое «кто виноват?» и «что делать?» подразумевает, что люди вольны выбирать свои поступки и потому несут за них ответственность.

«Свобода воли» — скользкая тема. Философы не могут согласиться даже в вопросе единого определения «свободы воли», не говоря уже о том, есть у нас эта воля или нет. И так уже двадцать пять веков. Но на практике, в повседневной жизни, большинство людей без особого труда отличает «свободные» поступки от «несвободных».

Вот, предположим, Софья (это нынче одно из самых популярных имен от Москвы до Мехико) пошла на выборы и проголосовала за Партию №4. Как говорится, сама. Ни муж, ни начальник не грозили ей побоями или увольнением. Никто не требовал от неё поставить галочку куда надо, сфотографировать бюллетень и отчитаться. ЦРУ не облучило Софью секретными лучами. ФСБ не погрузило её в гипноз через радиоточку. Медкомиссия не нашла у неё маниакального пристрастия к цифре «4».

Большинство из нас, не задумываясь, назовет поступок Софьи «свободным». Софья «могла поступить иначе» и несет «всю полноту ответственности» за свой выбор. Это вам скажут даже российские почвенники, которые клянут на все лады западное «обожествление личности», но сами явно исходят из того, что человек — автономная система, способная управлять своими действиями. Иначе ведь не ясно, за что грозить вольтерьянцам-либерастам божьей карой.

Впрочем, нет нужды выделять почвенников. Идеей «вины», завязанной на свободе воли, пропитана вся человеческая культура. Мы уверены, что поступки людей принципиально отличаются от явлений природы. Никому, кроме маленьких детей и самых истовых верующих (совсем не тронутых Просвещением), не придет в голову искать «умысел» в урагане, плесени или кедровой шишке, упавшей на голову. У явлений природы нет виновников. Их порождают законы/закономерности природы — то ли железные, как рельс, то ли допускающие случайность, но однозначно «слепые».

Разумеется, я тоже так думаю. Вернее, пишу тексты и вообще веду себя, словно так думаю. Но самая цельная часть меня при этом уже лет десять уверена, что деление событий на «поступки» и «явления природы» — это фикция. Эволюционно оправданная, морально устаревшая фикция. Она полезна, если не принимать её слишком всерьез, но чудовищна, если строить на её основе этику.

Вернемся к избирательнице Софье. Её выбор был «свободным» в том смысле, что поведение Софьи в Единый день голосования отвечает нашим представлениям о «нормальном», автономном поведении «взрослого» человека без психических «аномалий» и принуждения со стороны других людей.

Но если мы хотим взвалить на Софью «всю полноту ответственности», мало доказать, что ей не выкручивали руки в день голосования. Чтобы взвалить на неё «всю полноту ответственности», нам придется взять ножницы и вырезать Софью из вселенной. Придется объявить, что Софья, как богиня Гея у Гесиода, сама себя родила из предвечного хаоса — в половозрелом виде, прямо со стрижкой, прививками, дипломом зубного техника и твердым решением голосовать за Партию №4.

Очевидно, что это абсурд. Софьи из вселенной не вырежешь. Она, вы, я, всё человечество — такие же явления природы, как сталактиты и Большой Барьерный риф. Спору нет: мы очень сложные явления. Возможно, сложнейшие во всем космосе. И тем не менее. У нас нет никаких оснований возводить концептуальный забор между тем, что творится в человеческом мозге, и тем, что творится в желудке, простокваше или недрах Юпитера. Всё это кусочки единого целого, крошечные эпизоды, выхваченные нашим языком из огромной истории вселенной — истории то ли прямой, как рельс, то ли полной фундаментальных случайностей, но однозначно не подвластной ни мне, ни вам, ни Софье.

В конечном счёте «свободы воли» в человеческой жизни не больше и не меньше, чем в любом другом природном процессе. Хотите наглядную иллюстрацию? Прикажите себе подумать о чем-нибудь ровно через пять минут. Приложив известное усилие, вы сможете вызвать в сознании нечто похожее на то, что планировали. Но пока вы ждете, в голове пронесется непокорная стая внеплановых мыслей — неизвестно откуда и куда, без какого-либо участия вашей воли.

(Следующий абзац в моей универсальной сноске будет выделен жирным шрифтом.)  

В конечном счете знак равенства между «поступками» и «явлениями природы» потребует от нас темпорально асимметричного отношения к «свободе воли». Рано или поздно нам придётся договориться, что понятие «свободы воли» можно применять лишь к (некоторым) будущим, ещё не совершённым «поступкам» и нельзя применять к уже совершённым.

Если под «свободой воли» понимать возможность ещё не сделанного выбора из набора доступных действий, то она, конечно же, существует. Во-первых, мы выбираем своё будущее уже хотя бы потому, что не можем точно его предсказать. Скорее всего, даже в принципе не можем, не говоря уже о практике. Во-вторых, уже в силу устройства нашего сознания, каждая из нас — это система для постоянного совершения (имитации, симуляции — зовите как хотите) выбора в заданных обстоятельствах и с неясными последствиями. Иными словами, мы не просто можем выбирать каждое следующее действие. Мы обречены без конца выбирать каждое следующее действие.

А значит, никакая философия не отнимет у нас надежду, а отчасти и право на «свободу» в том непритязательном смысле, о котором я говорил несколько абзацев назад: на свободу от «внешнего» принуждения — от нежелательного воздействия на наш выбор со стороны других людей и патологических явлений в нашем собственном организме. Пока мы ищем счастья и смысла, пока мы пытаемся сделать мир лучше, наша нехитрая вера в то, что мы хозяева своей «судьбы», — не просто наше право. Это вообще наш единственный компас, двигатель и горючее.

Но как только речь заходит о прошлом, об уже случившемся, понятие «свободы воли» теряет смысл. В прошлом, в уже случившемся, нет никакой разницы между «явлениями природы» и «поступками». И все изуверские производные «свободы воли», обращённой в прошлое, вроде «вины» и «справедливого возмездия», хорошо бы забыть как страшный, бессмысленный сон. Там, где нет «поступков», не должно быть ни вины, ни мести, ни даже ненависти.

В последний раз вспомним Софью. Предположим, ей крупно не повезло. История вселенной сложилась так, что в Единый день голосования Софье захотелось не только осуществить свое конституционное право, но и сделать что-нибудь нехорошее. И она вбросила в урну пачку поддельных бюллетеней. Или угнала машину. Или подожгла библиотеку. Или, я не знаю, соседку зарезала.

Конечно, мы посадим ее в тюрьму (представьте заодно, что даже в Российской Федерации вброс бюллетеней стал преступлением). Конечно, обзовем последними словами. Конечно, мы хотим, чтобы никто не вел себя, как Софья. Но еще больше мы хотим отомстить. Жажда возмездия — одна из сильнейших эмоций, и потому всякое обращение с преступниками, кроме той или иной формы насилия над ними, вызывает у нас рефлексивное отторжение.

Вернее, не всякое. Когда преступники — мы сами или наши близкие, у любого «поступка» внезапно находится куча смягчающих обстоятельств. Спросите у Софьиных друзей, почему Софья зарезала соседку. Вам расскажут про нищее детство на рабочей окраине с отцом-алкоголиком или про несчастный брак, или про врожденную социопатию, или про состояние аффекта из-за приступа ревности. Всё это может быть чистейшей правдой, и всё это — в конечном счете — будет лишним, потому что у явлений природы в любом случае нет виновников. Четырёхмерное явление природы под названием «Софья» не заслуживает ничего, кроме сочувствия, уже хотя бы тем, что в конечном счёте оно беспомощный кусочек вселенной, недолгое сгущение причинно-следственных связей и случайностей, в котором трепыхается сознание, способное страдать.

Этот текст — всего лишь сноска, потому что он никого не обличает. Я даже не знаю, какие практические шаги предложить. Скорейшее создание «этикосферы»?

У Станислава Лема в романе «Осмотр на месте» на одной планете жители сделали такую этикосферу. При помощи нанороботов, которые пронизывают буквально всё, они ввели новый закон природы: «Разумное существо нельзя подвергнуть физическому насилию». Замахнешься, скажем, на кого-нибудь — и то рукав окаменеет, то ноги разъедутся, то еще что. Неплохое техническое решение. Ну, и болезни с бедностью на лемовской фантастической планете тоже победили.

Что предложить на реальной Земле? Трудно предложить что-нибудь дельное. Ну, есть течение под названием neurolaw – нейроправо. Его сторонники (нейрофизиолог Дэвид Иглмэн, например) хотят свести риторику «вины» и «возмездия» к минимуму. Значительную часть преступного поведения, настаивают они, надо рассматривать как недомогание, сбои в «нормальной» работе мозга. Отчасти это уже происходит: адвокаты, подобно друзьям Софьи, рутинно ссылаются на психическое неблагополучие подзащитных.

Еще на Земле есть дети. Их до определенного возраста не сажают в тюрьму вообще ни за что. Кое-где их даже защищают от физического насилия родителей.

Асимметричное отношение к «свободе воли» предполагает, что из понятия «взрослый» тоже исчезнет «уголовная ответственность». Останутся права и обязанности. Перед законом, который не знает «вины» и «возмездия», мы всегда будем отчасти детьми. Как бы мы ни пакостили, мы заслужим только сочувствие и желание помочь.

В конечном счете. Но не сейчас. Не в том мире, где око за око, где полно палачей и тюрем, где одни группы людей пытаются истребить другие, а депутаты некоторых парламентов считают даже избиение детей краеугольным камнем цивилизации.

На этом сноска заканчивается. Спасибо за ваше терпение. Я должен был написать этот текст, потому что без него все мои пламенные колонки, обличающие пятое-десятое, были не совсем честными.