Когда мы дозреем до Нобеля

Первая публикация — «Сноб», 15 октября 2014.

Разрешите предсказать вам будущее. В один прекрасный день первой половины октября, когда мокро пахнет кленами и тянет писать молодежные рассказы о несостоявшейся любви, в городе Стокгольме откроется белая дверь, защелкают камеры и секретарь Шведской академии объявит, что Нобелевская премия по литературе присуждена Светлане Алексиевич.

Случится это до конца текущего десятилетия. Уверен процентов на девяносто.

Как обычно, в обосновании выбора, которое зачитает секретарь академии, не будут упомянуты конкретные произведения. Вместо перечня книг прозвучит высокопарная общая фраза. Что-нибудь в духе «за тысячи голосов, бережно собранных в единую исповедь эпохи». И всем будет ясно, что Нобелевку Светлана Алексиевич заработала пятитомным циклом «Голоса утопии».

Первым томом, напомню, был бестселлер «У войны не женское лицо» (1985), собравший под одной обложкой непричесанные воспоминания десятков женщин-фронтовиков. В том же году напечатали «Последних свидетелей» — рассказы тех, кто пережил войну ребенком. Через шесть лет отдельным изданием вышли «Цинковые мальчики» — интервью о войне в Афганистане; еще через шесть — «Чернобыльская молитва». В 2013-м цикл завершился книгой «Время секонд хэнд», где слово предоставлено всем уроженцам СССР, без привязки к определенному событию.

Почему «Голоса утопии» получат Нобелевскую премию?

Ну, начнем с того, что четыре книги из пяти переведены на шведский. Про это элементарное требование к потенциальным лауреатам почему-то редко вспоминают. Зря. Если вы не пишете по-английски, ваш первый шаг к Нобелевке — найти хорошего шведского переводчика. Иначе академия никогда не оценит вашей гениальности.

Во-вторых, Светлану Алексиевич в Швеции печатает небольшое издательство Ersatz. Книготорговля переживает не лучшие времена, и академики, выдающие премию, в последние годы, похоже, покровительствуют маленьким издательствам «качественной литературы».

В-третьих, есть целый букет конъюнктурных соображений. Бродскому премию дали еще в 1987 году; с тех пор лауреатов, пишущих по-русски, не было. Женщина, пишущая по-русски, не награждалась вообще никогда. Кроме того, Алексиевич живет в Минске. Вручить первую Нобелевку по литературе на территории бывшего СССР белорусскому писателю — решение политически сильное, как на него ни посмотри.

Пора наградить и жанр литературного интервью, в котором работает Алексиевич. Как ворчал на прошлой неделе The New Yorker, до сих пор Шведская академия не признавала документальную прозу «литературой», но вечно этот снобизм существовать не может. Считать замечательных авторов «недописателями» лишь за то, что они описывают действительность, по меньшей мере странно.

Вы, вероятно, заметили, что я пока ни слова не сказал о главном. Теперь говорю: на шведскую интеллигенцию книги Алексиевич производят неизгладимое впечатление. Рецензии на «Голоса утопии» полны восторженного шока и твердой убежденности, что «это великое произведение о “человеке советском” … рано или поздно принесет белорусскому писателю-документалисту» билет на торжественную церемонию в декабрьском Стокгольме.

Шведская академия, понятное дело, в меру сил культивирует миф о том, что общественное мнение ей не указ. Награждение Патрика Модиано, еще одной седой головы в длинной веренице типовых европейских лауреатов мужского пола, — отличный тому пример. И все же миф есть миф. Академики живут не на Парнасе, отгородившись от мира новинками французского издательства Gallimard в аскетичных кремовых обложках. Академики сами часть шведского общественного мнения. А от себя, как известно, не убежишь.

Вот почему Светлана Алексиевич «рано или поздно» станет нобелевским лауреатом. Вопрос лишь в том, насколько рано или поздно.

Будь моя воля, я бы скрепя сердце попросил академиков обождать года три-четыре.

Говорю «скрепя сердце», потому что второй год болею за Светлану Алексиевич не меньше, чем зенитовские ультрас болеют за «Зенит». Девятого октября, в день присуждения премии, перенес начало лекции, чтобы не дай бог не пропустить звездного часа белорусской писательницы. Когда за пять минут до прямого включения эксперты в студии шведского ТВ в один голос предположили, что премию получит Алексиевич, у меня от надежды аж слезы на глаза навернулись.

Но вместо Алексиевич наградили Модиано. Разочарование получилось головокружительное. Хорошо, лекцию надо было читать. Работа — лучшее средство от лишних эмоций.

А после лекции, без лишних эмоций, я подумал: оно и к лучшему. Академики — вольно или невольно — приняли верное решение. Раскручивать Нобелевской премией «Голоса утопии» в этом году было бы преждевременно.

Сейчас объясню почему.

Я как-то зашел в трехэтажный «Буквоед» в Питере, чтобы купить «Время секонд хэнд». Спросил: «Где у вас Светлана Алексиевич?» Привык, что в Швеции она везде на видном месте. Продавцы, однако, не слышали ни про какую Алексиевич. Пробили по базе, вроде нашли, но на полке книги не оказалось. «Время секонд хэнд» я потом купил в крошечном книжном для хипстеров.

Нобелевская премия все изменит. Ветеран перестройки, нишевый автор для либеральной публики в одночасье станет самым известным русскоязычным писателем планеты. И тогда о Светлане Алексиевич вспомнит не только «Буквоед». О ней вспомнят российские СМИ.

Здесь не нужно никакого провидческого дара. Включите телевизор — и вы сразу почуете удушливый запах дерьма, которое хлынет с российских экранов на лауреата, позволяющего себе называть нынешнюю Россию тем, чем она является: государством обиженной шпаны, дорвавшейся до бесконтрольной власти.

Чем она вообще занимается, эта Алексиевич? О чем она пишет в своих книгах? Она же нам рассказывает нашими собственными словами, что «надличностная идея всегда кончается кровью». «Голоса утопии» — наши голоса — вразнобой, порой сами того не желая, твердят одно: за помпезной ложью о великих народах, мудрых вождях и единственно верных учениях всегда прячется зверство и поломанные судьбы настоящих, невыдуманных людей. Наше зверство. Наши поломанные судьбы.

НТВ популярно объяснит нам, что все это «русофобия» и «предательство». Дмитрий Киселев, или кто там займет его место, напомнит, что Шведская академия, агент американской военщины и гей-лобби, вечно сует свою ничтожную премию клеветникам России вроде Бунина, Пастернака, Солженицына и Бродского. Алексиевич, скажут нам, очередная вражеская палка в колеса блистающего Русского мира.

Если бы девятого октября секретарь Шведской академии произнес имя белорусской писательницы, все эти помои лились бы уже сегодня. Они еще польются, непременно польются, но хорошо бы года через три-четыре, когда шовинистическая горячка спадет и мы понемногу начнем понимать, что же мы наделали в 2014-м.

Я, понимаете, оптимист по натуре. Наивно надеюсь, что к тому моменту хотя бы половина российского населения устанет верить клонам Дмитрия Киселева. И когда шведы сделают Светлану Алексиевич самым известным русскоязычным автором на Земле, мы не отмахнемся от нее, как от назойливой мухи. Мы прочитаем «Голоса утопии» — наши голоса — от корки до корки и наконец услышим самих себя.

Это если без эмоций. А если с эмоциями, то в октябре 2015-го, когда снова запахнет кленами, я буду болеть за Вас еще сильней, чем ультрас за «Зенит», Светлана Александровна. Здоровья Вам, новых сил и новых книг. Особенно той, давно обещанной, о любви.

Постсоветская. Нобелевская. Наша

Первая публикация — «Сноб», 9 октября 2015, на следующий день после присуждения Светлане Алексиевич Нобелевской премии по литературе.

«Меня всегда мучило, что правда не умещается в одно сердце, в один ум. Что она какая-то раздробленная, ее много и она рассыпана в мире».

Тридцать лет белорусский писатель Светлана Алексиевич, автор этой цитаты, собирала раздробленную правду на территории Советского Союза — сначала настоящего, потом бывшего. Первая книга пятитомной серии «Голоса утопии» вышла в 1985 году; последняя — в 2013. Вчера Шведская академия дала Светлане Александровне Нобелевскую премию по литературе — «за ее многоголосое творчество, памятник страданию и храбрости в наше время».

Как здорово, когда сбываются мечты. «Светлана Алексиевич получила Нобелевскую премию». Я два года мечтал написать это предложение. Написать и добавить: вместе с ней Нобелевскую премию получили все мы, постсоветские. Не в каком-нибудь переносном, а в самом прямом смысле.

Мы, постсоветские, знаем, как выглядит Настоящий Писатель. Сотни часов нашего детства остались в школьных кабинетах литературы, увешанных портретами угрюмых бородатых мужиков, которые, судя по учебникам, «отразили эпоху» и «стали голосом поколения», а также «пропустили через себя» народную боль, людские чаяния и русскую душу. За собирательного «маленького человека» в русской словесности высказались все кому не лень, от Пушкина до Прилепина, — одни изящно, с должной самоиронией, другие с претензией и звериной серьезностью.

И у тех, и у других местами получилась хорошая литература. Но к реальным маленьким людям (особенно к маленьким людям женского пола) эта литература отношение имеет редко. Не только потому, что в жизни нет развязок и лейтмотивов. Главное, что «правда не умещается в одно сердце» — независимо от длины бороды и градуса гениальности. Тому, кто хочет отразить эпоху, придется вооружиться магнитофоном и лично разговорить сотни маленьких людей. Как это сделала Светлана Алексиевич.

Вы когда-нибудь пробовали выжать непричесанный монолог о собственной жизни из рядового постсоветского человека? В журналистских или, скажем так, этнографических целях? Если да, то вы знаете, какое гиблое это дело. Люди сбиваются на язык рубрики «История нашего края» в районной газете. Вместо жизни заводят речь про жизненный путь, пройденный маршем в парадном костюме. Если отклоняются от легенды, то лишь для того, чтобы потом замахать руками: ой, а вот это не надо, это не записывайте, это не так поймут.

Светлана Алексиевич заставила нас, постсоветских, говорить о себе по-человечески. Она просеяла несчетные часы записанных бесед с обыкновенными людьми и написала пять книг нашими словами: о войне, о Чернобыле, об Афганистане, о девяностых и нулевых.

Шведы прочитали эти слова и дали всем Нобелевскую премию.

Сейчас, как вы понимаете, начнется. Вернее, уже началось: под новостями о награждении Алексиевич то и дело мелькают забрызганные слюной комментарии о предательстве и русофобии. Один бородатый писатель текстов и любитель империй уже назвал нобелевского лауреата «очередной травоядной домохозяйкой»; другой (не просто бородатый, а в косоворотке) — «нижней планкой» и «вторсырьем». И это лишь первые паршивые ласточки. За ними подтянутся горлопаны посолидней. Волна помоев, которой я опасался год назад, надвигается на белорусскую писательницу с неотвратимостью ноябрьской слякоти.

Самая горькая ирония, конечно, в том, что шведы дали Нобелевку и тем, кто погонит эту волну. Во «Времени секонд хэнд», последнем томе «Голосов утопии», десятки страниц отданы людям, которые в сегодняшнем дискурсе именуются «ватниками», «поцреотами» и «крымнаш». Только вот Светлана Алексиевич не обзывает этих людей. Она просто дает им слово. Наравне с «демшизой» и «либерастами». Это единственный способ собрать по кусочкам раздробленную правду.

Собранная правда режет кое-кому глаза гнилым европейским гуманизмом. Но тут уж ничего не попишешь. Как сказал американский комик Стивен Колбер, «реальность известна своим либеральным уклоном». Безупречной державностью отличаются только недомолвки и пафосная ложь.

Одной из таких недомолвок будет мантра о том, что вручение Нобелевской премии Светлане Алексиевич — политическое решение (читай «политический выпад против России»).

В этом есть полуправда. Премия по литературе всегда политизирована. Во-первых, потому что писатель не может не быть выходцем из какой-нибудь страны. Во-вторых, потому что завещание Нобеля требует награждать авторов «идеалистического направления», и речь здесь не об идеалах коммунизма или философии Гегеля и Фихте. Вот уже сто лет шведские академики трактуют нобелевский идеализм как приверженность тем самым европейским ценностям, которые стоят костью поперек горла у любого авторитарного режима.

Но остальная, несравненно более важная правда в том, что я восьмой раз слежу за присуждением Нобелевки по литературе, сидя в Швеции, и я не припомню подобного единодушия среди шведской общественности — ни до, ни после волшебного четверга, когда постоянный секретарь Шведской академии выходит к прессе и объявляет имя лауреата.

На том, что премию дадут Светлане Алексиевич, сошлись и Svenska Dagbladet, и Dagens Nyheter, и букмекерские конторы. Творческая интеллигенция, опрошенная накануне, называла белорусскую писательницу едва ли не хором. Вот типовое мнение: «[Премию должна получить] Светлана Алексиевич. Потому что она мой кумир. Она каким-то образом несет в душе коллективную боль. По-моему, то, как она собирает множество голосов в одну ораторию, просто потрясающе».

Шведы в восторге от «Голосов утопии», потому что это пятикнижие дало им шанс услышать нас. Среди нынешней шведской интеллигенции одним из смертных грехов считается думать о загранице стереотипами — особенно о таких огромных кусках заграницы, как постсоветское пространство. Шведы благодарны Светлане Алексиевич за то, что она заселила этот сумрачный край вечных катастроф и диктатуры из вечерних новостей отдельными живыми людьми с их радостями, ненавистями и горем.

«Спасибо Швеции за то, что она понимает русскую боль», — сказала Светлана Алексеевич шведскому телевидению, которое дозвонилось до ее минской квартиры через несколько минут после оглашения премии.

Наша боль проняла шведов, потому что оказалась человеческой болью. Нас услышали и наградили Нобелевской премией, потому что нашу раздробленную правду кропотливо собрал настоящий писатель.

Я поздравляю Светлану Александровну с заслуженной наградой. Чуть не написал «Светлану Александровну и нас». Но нет, наша награда пока не заслуженная. Мало выговориться; надо еще и услышать, что мы наговорили. Иначе нам не сделать ни шага в том «идеалистическом направлении», о котором написано в завещании Нобеля.

Шведы же услышали. Может, когда-нибудь получится и у нас.