Лейтенант Дорошенко, молодой и не подтянутый, тем временем сидел в любимом кресле Зининого папы и сосредоточенно помешивал чай с ароматом бергамота. По движениям его нижней челюсти, всё более частым, было ясно, что подготовительная пауза вот-вот кончится, и он наконец скажет что-нибудь неожиданное и грозное.

Так оно и произошло.

— Что вам известно о деятельности Георгия Грибового?

Зинины родители переглянулись.

— Кто это такой? — поморщилась мама.

— Вы не знаете? А вот, может быть, ваш муж – давайте спросим у него – может быть, он знает? — Глаза Дорошенко упёрлись в папу.

Папа развёл руками. Затем непроизвольно скрестил их на груди, чтобы поддержать себя.

— Ни малейшего понятия.

— Вы уверены? — Дорошенко изогнулся в кресле, словно его куда-то ткнули иголкой.

— Уверены, — сказала мама.

— Вот как. — Дорошенко покивал, задумчиво и как будто слегка обиженно. — А вы знали, что Екатерина и Борис сотрудничают с сектой Георгия Грибового?

Мама смущённо кашлянула и посмотрела на него, как часто смотрела на Зину после её деградации.

— Мы же сказали вам. Мы не знаем, кто это такой. — Она непроизвольно повысила голос.

Дорошенко вздохнул. Положил ложечку на край блюдца.

— Георгий Грибовой основал и по настоящий момент возглавляет милитаризованную тоталитарную секту, которая – у нас есть надёжные сведения – на деньги, полученные путём мошенничества, а также от ряда иностранных спецслужб и так называемых фондов, планирует и частично уже осуществляет деятельность, направленную на подрыв научного потенциала, социальной стабильности и государственного строя Российской Федерации, — отчеканил он заученное определение. — Борис и Екатерина Бардышевы, подопечные ваши, у себя дома укрывали активного члена. Этой самой секты. Женщина, которую они укрывали, находится в федеральном розыске с декабря прошлого года. Кроме того… — Дорошенко приостановил речь, чтобы громко втянуть в себя полчашки чая. — Кроме того, по заданию Бардышева и его жены, ещё один активный пособник Грибового вывез из России научные материалы, которые имеют стратегическое значение. Для обороноспособности страны. Нашей с вами страны. В Швеции этот товарищ попросил политического убежища. Чтобы скрыться от российских правоохранительных органов. Вот какую компанию вы, как говорится, пригрели у себя на даче, Анатолий Иванович и Татьяна Игоревна.

Мама закрыла глаза. Ей казалось, что с каждой фразой, извергавшейся изо рта Дорошенко, её головокружение набирает несколько дополнительных оборотов. Чтобы переплавить хотя бы малую долю отчаяния в ненависть, она представила, как встаёт с дивана, отбирает у Дорошенко чашку и выплёскивает остатки чая в его рыхловатое, не по возрасту серое лицо.

— К счастью, есть у нас и более внимательные граждане… — сообщил Дорошенко с интонацией, предполагавшей развитие темы, но называть более внимательных граждан не стал. — Бардышев и его жена будут задержаны сегодня вечером. Им будут предъявлены соответствующие обвинения. Задержание женщины, которую они прятали, – вопрос нескольких дней. Потом найдём и самого Грибового… — Он сделал очередную паузу. — И вы ничего не знали? Никак не догадывались об этой стороне жизни Бориса и Екатерины?

Папа беспомощно потряс головой. Посмотрел на маму. Та продолжала сидеть с закрытыми глазами, открыто надкусив губу и вжавшись в спинку дивана.

— Нет. Мы ничего не знали, — сказал папа.

Дорошенко сокрушённо причмокнул.

— Почему вы им помогали? Почему вы пустили их на свою дачу? Как они объяснили вам причину своего бегства из города?

— Они сказали, что хотят отдохнуть, — сказала мама почти шёпотом. — Что они в отпуске…

— И вам это не показалось подозрительным?

— Нет. Почему это должно…

— То есть вы совсем ничего не знали об их научных интересах?

— Ничего.

— И вы не знали, что они пользуются вами, чтобы получить информацию о вашей дочери?

— …Нет.

— И вам никогда-никогда не приходило в голову, что информация о вашей дочери может представлять интерес для государства?

— Мы… Никто… — Секунды две или три мама собиралась рассказать Дорошенко, как до появления Кати с Борей никому не было решительно никакого дела до их дочери, но вовремя поняла, что ей не хватит самообладания говорить без слёз и крика. — Нет.

— Вы без зазрения совести продали – я повторяю: продали вашу дочь Егору Веденееву, одному из лидеров тоталитарной секты Георгия Грибового, — обличительно загремел Дорошенко, выпрямляясь в кресле. — В течение нескольких лет вы имели тесные контакты с активными функционерами секты. Вы позволили им скрываться на вашей даче от органов охраны правопорядка. Вы сознательно хранили в тайне от общественности информацию о вашей дочери. Вы безответственно… Что?

— Ну так арестуйте нас, — повторно всхлипнула мама. — Арестуйте и дело с концом… Что вы… Что вам надо? Что вы от нас хотите? Мы не знаем никакого Грибового. Мы не члены… не входим ни в какие секретные общества. Что вы… Что вы шпыняете нас нашей дочерью? Вам бы пожить с такой дочерью! Вам бы пережить, что мы из-за неё пережили! Вам… Вы хоть понимаете… Чем вы нас пытаетесь пристыдить? Катя для нас как родная… Ближе родной… Какое нам дело до её научных интересов? У вас-то самих, — мама перестала даже пытаться контролировать себя, — какие у вашей конторы бандитской научные интересы? Что вы рыщете тут? Что за шито-крыто такое? Что вы тут городите нам про секретность, про обороноспособность? А? Что, я спрашиваю? Что вы будете, армию самоубийц из нашей Зины выращивать?

— Татьяна Игоревна!!! — пришёл в себя Дорошенко.

— Таня… — простонал папа – бледный, как бумага для принтера.

— Ладно, Вов, хорош, — сказали с порога комнаты.

Появление напарника Дорошенко, до того тактично скучавшего на кухне и всеми забытого, молниеносно разрядило обстановку. Папа снова начал дышать. Мама обмякла, облокотилась на ручку дивана и повернула голову к окну. Дорошенко медленно, словно преодолевая серьёзные сомнения, поднялся с кресла.

— Мы вас сегодня больше не будем тревожить, — обратился напарник к Зининому папе. — Но. Вообще, конечно. Дело серьёзное.

— Ну само собой, само собой, — подскочил папа.

Напарник одобрительно поджал губы, пропустил Дорошенко в прихожую и подождал, пока тот выйдет из квартиры.

— Эээ… Вы не уезжайте никуда, — обыденно сказал он напоследок. — Мы к вам зайдём ещё.

— Само собой! Само собой! — Папа с пониманием затряс плечами. — А когда зайдёте?

— А когда время придёт.

— А, ну само собой, само собой…

Время пришло почти месяц спустя, второго июля. В тот самый день, когда средства массовой российской информации сообщили, что член милитаризованной тоталитарной секты Георгия Грибового в упор застрелил митрополита Кутицкого и Коломенского Феофана.

ЧАСТЬ 4. ОБОСТРЕНИЕ