Лейтенант Дорошенко, молодой и не подтянутый, тем временем сидел в любимом кресле Зининого папы и сосредоточенно помешивал чай с ароматом бергамота. По движениям его нижней челюсти, всё более частым, было ясно, что подготовительная пауза вот-вот кончится, и он наконец скажет что-нибудь неожиданное и грозное.
Так оно и произошло.
— Что вам известно о деятельности Георгия Грибового?
Зинины родители переглянулись.
— Кто это такой? – поморщилась мама.
— Вы не знаете? А вот, может быть, ваш муж – давайте спросим у него – может быть, он знает? – глаза Дорошенко упёрлись в папу.
Папа развёл руками. Затем непроизвольно скрестил их на груди, чтобы поддержать себя.
— Ни малейшего понятия.
— Вы уверены? – Дорошенко изогнулся в кресле, словно его куда-то ткнули иголкой.
— Уверены, – сказала мама.
— Вот как, – Дорошенко покивал, задумчиво и как будто слегка обиженно. – А вы знали, что Екатерина и Борис сотрудничают с сектой Георгия Грибового?
Мама смущённо кашлянула и посмотрела на него, как часто смотрела на Зину после её деградации.
— Мы же сказали вам. Мы не знаем, кто это такой, – она непроизвольно повысила голос.
Дорошенко вздохнул. Положил ложечку на край блюдца.
— Георгий Грибовой основал и по настоящий момент возглавляет милитаризованную тоталитарную секту, которая – у нас есть надёжные сведения – на деньги, полученные путём мошенничества, а также от ряда иностранных спецслужб и так называемых фондов, планирует и частично уже осуществляет деятельность, направленную на подрыв научного потенциала, социальной стабильности и государственного строя Российской Федерации, – отчеканил он заученное определение. – Борис и Екатерина Бардышевы, подопечные ваши, у себя дома укрывали активного члена. Этой самой секты. Женщина, которую они укрывали, находится в федеральном розыске с декабря прошлого года. Кроме того, – Дорошенко приостановил речь, чтобы громко втянуть в себя полчашки чая. – Кроме того, по заданию Бардышева и его жены, ещё один активный пособник Грибового вывез из России научные материалы, которые имеют стратегическое значение. Для обороноспособности страны. Нашей с вами страны. В Швеции этот товарищ попросил политического убежища. Чтобы скрыться от российских правоохранительных органов. Вот какую компанию вы, как говорится, пригрели у себя на даче, Анатолий Иванович и Татьяна Игоревна.
Мама закрыла глаза. Ей казалось, что с каждой фразой, извергавшейся изо рта Дорошенко, её головокружение набирает несколько дополнительных оборотов. Чтобы переплавить хотя бы малую долю отчаяния в ненависть, она представила, как встаёт с дивана, отбирает у Дорошенко чашку и выплёскивает остатки чая в его рыхловатое, не по возрасту серое лицо.
— К счастью, есть у нас и более внимательные граждане… – сообщил Дорошенко с интонацией, предполагавшей развитие темы, но называть более внимательных граждан не стал. – Бардышев и его жена будут задержаны сегодня вечером. Им будут предъявлены соответствующие обвинения. Задержание женщины, которую они прятали, – вопрос нескольких дней. Потом найдём и самого Грибового… – он сделал очередную паузу. – И вы ничего не знали? Никак не догадывались об этой стороне жизни Бориса и Екатерины?
Папа беспомощно потряс головой. Посмотрел на маму. Та продолжала сидеть с закрытыми глазами, открыто надкусив губу и вжавшись в спинку дивана.
— Нет. Мы ничего не знали, – сказал папа.
Дорошенко сокрушённо причмокнул.
— Почему вы им помогали? Почему вы пустили их на свою дачу? Как они объяснили вам причину своего бегства из города?
— Они сказали, что хотят отдохнуть, – сказала мама почти шёпотом. – Что они в отпуске…
— И вам это не показалось подозрительным?
— Нет. Почему это должно…
— То есть вы совсем ничего не знали об их научных интересах?
— Ничего.
— И вы не знали, что они пользуются вами, чтобы получить информацию о вашей дочери?
— …Нет.
— И вам никогда-никогда не приходило в голову, что информация о вашей дочери может представлять интерес для государства?
— Мы… Никто… – секунды две или три мама собиралась рассказать Дорошенко, как до появления Кати с Борисом никому не было решительно никакого дела до их дочери, но вовремя поняла, что ей не хватит самообладания говорить без слёз и крика. – Нет.
— Вы без зазрения совести продали – я повторяю – продали вашу дочь Егору Веденееву, одному из лидеров тоталитарной секты Георгия Грибового, – обличительно загремел Дорошенко, выпрямляясь в кресле. – В течение нескольких лет вы имели тесные контакты с активными функционерами секты. Вы позволили им скрываться на вашей даче от органов охраны правопорядка. Вы сознательно хранили в тайне от общественности информацию о вашей дочери. Вы безответственно… Что?
— Ну так арестуйте нас, – повторно всхлипнула мама. – Арестуйте и дело с концом… Что вы… Что вам надо? Что вы от нас хотите? Мы не знаем никакого Грибового. Мы не члены… не входим ни в какие секретные общества. Что вы… Что вы шпыняете нас нашей дочерью? Вам бы пожить с такой дочерью! Вам бы пережить, что мы из-за неё пережили! Вам… Вы хоть понимаете… Чем вы нас пытаетесь пристыдить? Катя для нас как родная… Ближе родной… Какое нам дело до её научных интересов? У вас-то самих, – мама перестала даже пытаться контролировать себя, – какие у вашей конторы бандитской научные интересы? Что вы рыщете тут? Что за шито-крыто такое? Что вы тут городите нам про секретность, про обороноспособность? А? Что, я спрашиваю? Что вы будете, армию самоубийц из нашей Зины выращивать?
— Татьяна Игоревна!!! – пришёл в себя Дорошенко.
— Таня… – простонал папа – бледный, как бумага для принтера.
— Ладно, Вов, хорош, – сказали с порога комнаты.
Появление напарника Дорошенко, до того тактично скучавшего на кухне и всеми забытого, молниеносно разрядило обстановку. Папа снова начал дышать. Мама обмякла, облокотилась на ручку дивана и повернула голову к окну. Дорошенко медленно, словно преодолевая серьёзные сомнения, поднялся с кресла.
— Мы вас сегодня больше не будем тревожить, – обратился напарник к Зининому папе. – Но. Вообще, конечно. Дело серьёзное.
— Ну само собой, само собой, – подскочил папа.
Напарник одобрительно поджал губы, пропустил Дорошенко в прихожую и подождал, пока тот выйдет из квартиры.
— Эээ… Вы не уезжайте никуда, – обыденно сказал он напоследок. – Мы к вам зайдём ещё.
— Само собой! Само собой! – папа с пониманием затряс плечами. – А когда зайдёте?
— А когда время придёт.
— А, ну само собой, само собой…
Время пришло почти месяц спустя, второго июля. В тот самый день, когда средства массовой российской информации сообщили, что член милитаризованной тоталитарной секты Георгия Грибового в упор застрелил митрополита Кутицкого и Коломенского Феофана.
